Время на прочтение: 7 минут(ы)
Немецкая история последних 150 лет неразрывно связана – это можно утверждать безо всяких ограничений и обиняков – с историей Социал-демократической партии Германии (СДПГ/SPD). Многие называют СДПГ матерью всех партий. Она, может быть, и не была первой политической партией вообще, но это, во всяком случае, самая старая партия из всех ныне существующих в мире.
Политической партии со 150-летней историей для выживания необходимы две вещи: преемственность и готовность к переменам. Программная преемственность СДПГ обусловлена ее постоянной ориентацией на социальный реформизм и демократизацию общества, а свою способность меняться она доказала победами (и поражениями) на выборном фронте. В своей истории СДПГ всегда сталкивалась с новыми конфигурациями проблем, ей часто приходилось искать новые ответы на вызовы времени:
- Почти сто лет – от основания в 1863 году до принятия в 1959 году Годесбергской программы – она была партией рабочих, пока не заявила о себе как о народной партии.
- В кайзеровской Германии она сначала действовала как партия реформ, при Бисмарке была вынуждена уйти в подполье, обратившись при этом к идеям революционного марксизма.
- После возвращения СДПГ в легальное политическое пространство в ней развернулась борьба между силами, ориентированными на социальные реформы, и радикальными революционерами. Центристы с трудом удерживали баланс между этими двумя крыльями.
- Согласие социал-демократов на предоставление военных кредитов в 1914 году некоторые критики считают грехопадением партии – национально-патриотические настроения заслонили идею социал-демократического интернационализма.
- Правящей партией СДПГ впервые стала в 1918 году – на тот момент она уже была реформистской, расставшись с радикальным крылом. Раскол рабочего движения на социал-демократическое и коммунистическое открыло путь нацизму, период фашизма СДПГ пережила в подполье и эмиграции.
- В Федеративной Республике Германия (после 1949 года) партия окончательно утратила революционный дух. “Немецкое экономическое и социальное чудо” превратило ее в оппозиционную реформаторскую силу, в то время как основную ответственность за построение социальной рыночной экономики и государства всеобщего благосостояния взяли на себя христианские демократы.
- Ее время пришло в 1972 году: крупными реформаторскими проектами СДПГ стали концепции “больше демократии” и “новая восточная политика” (“перемены через сближение”). Младший партнер по коалиции, повернувшись в 1982 году в сторону неолиберализма, завершил период нахождения социал-демократов у власти.
- Воссоединение Германии несколько отсрочило новый приход социал-демократов к власти. Они победили на выборах 1998 года, создав правящую коалицию с партией зеленых. Начало правления СДПГ было отмечено успехами в сфере укрепления мира и в энергетической политике, отказом от участия в иракской войне на стороне США, заявлением о выходе из атомной энергетики (“энергетический поворот”), затем Германия приняла участие в военной интервенции НАТО – без мандата ООН – в ходе войны из-за Косово. Позже правительство начало проводить реформы в экономике, включая спорную модернизацию социального государства, чтобы “сделать немецкую экономику более устойчивой в условиях глобализации”. Заявление Шрёдера-Блэра 1999 года содержало призыв к “третьему пути” между “старым” социальным государством и неолиберализмом. Проблематичный в социально-политическом плане поворот в развитии общества привел к напряженности и отчуждению в отношениях с профсоюзами, создал предпосылки для учреждения новой левой партии и завершился поражением на выборах 2005 года.
- В целом СДПГ почти треть послевоенного периода состояла в различных правящих коалициях – то как старший, то как младший партнер; в итоге довольно трудно сказать, где ее деятельность была более эффективной – в правительстве или в оппозиции. Будучи у руля, она часто слабела, а в оппозиции восстанавливалась. С 2013 года СДПГ вновь участвует в правящей коалиции, борясь при этом за новый профиль социальной политики, за восстановление компетенций в проведении макроэкономической политики, в свое время пожертвованных в пользу ориентации на экономический либерализм, и за европейскую политику, способную обеспечить всей Европе высокие социальные стандарты.
Реформы или революция? До 1914 года этот вопрос был главным для СДПГ. На последующих этапах она сосредоточилась на парламентаризме, стояла ближе к власти; партия утратила революционный дух, устранившись от дебатов, касающихся радикальных проектов переустройства общества. Ответственность правящей партии способствовала укоренению в ней “политики мелких шагов”, но это негативно отражалось на сплоченности партии. Три раза близость к власти либо прямое правление СДПГ приводили к организационным расколам (Компартия Германии, Партия зеленых, Левая партия).
Степень радикальности партии зависит от ее взгляда на возможность изменения политической ситуации и от шансов на реализацию планов. Если имеют место длительный политический прессинг и социальное неблагополучие, то звучат требования о срочной смене власти, если же речь идет об участии в управлении, то можно ограничиться реформами. Лассальянцы, которых многие историки считают “половинчатыми” социал-демократами в отличие от настоящих отцов-основателей партии, с недоверием относились к профсоюзам. Они не уделяли им особого внимания, уверовав в непогрешимость “железного закона заработной платы”, согласно которому доход рабочего не должен превышать прожиточного минимума. Они агитировали в первую очередь за выборы, требуя введения всеобщего избирательного права (для мужчин), а не права на забастовку.
Организационное слияние в 1875 году с марксистами-эйзенахцами во главе с Августом Бебелем и Вильгельмом Либкнехтом означало объединение двух несовместимых программ – это можно объяснить только усилением репрессий со стороны кайзеровского государства, которые заставили оппозицию поступиться четкостью программы в пользу организационного единства и самозащиты. В борьбе за выживание в период действия “закона о социалистах” верх одержала радикальная идеология – партия стала марксистско-революционной.
Как только партия снова стала легальной, в ней возродились социальный реформизм и надежда на то, что к власти можно прийти через парламентские выборы. Одним из выдающихся достижений центристов, объединившихся вокруг Бебеля и Каутского, является то, что в период с 1891 по 1914 год они сумели предотвратить раскол партии и разрыв связей с профсоюзами и возглавить единое социал-демократическое движение реформаторов, ревизионистов и левых революционеров.
Еще в 1893 году, когда для речей многих социал-демократов было характерно революционное фразерство, Карл Каутский пытался удержать крайние фракции в единой партийной оболочке с помощью парадоксальной формулировки: социал-демократия – это “революционная, но не стремящаяся к революции партия”.
В партии со 150-летней историей пересмотры программ и политических концепций были неизбежны. Но одобрение военных кредитов в 1914 году стало резким поворотом, который многими до сих пор воспринимается как символ грехопадения социал-демократов. Возможно, согласие на финансирование войны было связано с надеждой на доступ к властным структурам кайзеровской Германии; возможно, партийное руководство рассчитывало на конституционные и социально-политические уступки; возможно, оно считало, что больше не сможет противиться быстрому нарастанию патриотических настроений среди рабочих; возможно, оно опасалось конфронтации с профсоюзами, которые за несколько дней до этого заключили мир с правительством, объявив о прекращении всех забастовок; возможно, решающую роль сыграло опасение, что критика военных кредитов снова даст милитаристскому кайзеровскому режиму повод для запрета партии, которой опять пришлось бы уйти в подполье – но, в любом случае, одобрение военных кредитов с компромиссной формулировкой, согласно которой стране предстоит не наступательная, а оборонительная война с отсталой, варварской царской Россией, ознаменовало конец Второго Интернационала, основанного в 1889 году при активнейшем участии СДПГ и находившегося до начала войны под ее доминирующим влиянием.[1]
Вопрос войны и мира оказался более сильным фактором размежевания, чем идеологические споры о реформах и революции: партия раскололась. При голосовании по вопросу новых кредитов выделилась группа несогласных (первым против проголосовал Карл Либкнехт), и в условиях растущей социальной напряженности из-за экономических тягот военного времени и плохих вестей с фронта центристам уже не удалось сохранить единство партии. Разделение на фракцию большинства (MSPD) и фракцию большинства (USPD) обозначило линию, по которой затем в 1918/19 годах произошел раскол на социал-демократическую и коммунистическую партии.
В ноябре 1918 года с новой остротой встал извечный вопрос: реформы или революция? И вот революция пришла в Берлин. Кайзеровское правительство ушло в отставку. Фридрих Эберт – лидер фракции большинства в СДПГ – стал рейхсканцлером Германии. 9 ноября в столице ожидались массовые демонстрации под революционными лозунгами.
В этой ситуации Эберт обратился к гражданам со следующим призывом: “[…] Сограждане! Настоятельно прошу вас: уйдите с улиц! Обеспечьте спокойствие и порядок”. Подпись: рейхсканцлер Эберт.
Так что же – он предал революцию и спас буржуазию? Может быть, он хотел предотвратить хаос и насилие и обеспечить переход к парламентской монархии? Или же он просто был ранним реалистом, убежденным в возможности социального реформирования капитализма? Можно также сказать, что Фридрих Эберт не хотел стать немецким Керенским, а руководство фракции большинства в СДПГ боялось радикализации масс в большевистском духе и установления советской модели власти.
Реформы или революция? После 1945 года такая альтернатива перед СДПГ уже не возникала. Мир вступил в эпоху “холодной войны”, практика репрессий на Востоке дискредитировала реальный социализм в СССР и других странах его блока, включая ГДР, в то время как социал-демократия на Западе – пусть иногда с платформы оппозиции, как в Федеративной Республике Германия – достигла впечатляющих успехов на пути социальных реформ. В то же время приходится констатировать, что неолиберальные контр-реформы Рейгана и Тэтчер, начавшиеся после 1980 года, завершили “золотой век” кейнсианства в промышленно развитых странах Запада.
Но затем настал 1989 год! После поражений 1848 и 1918/19 годов в Германии, наконец, произошла своя победоносная революция. После США, Англии, Франции и России Германия теперь тоже может оглянуться на эпохальную революцию – причем мирную.
И все же это была какая-то странная революция: ненасильственная – да, произошел переворот – тоже верно, но в ней не были ни революционеров, ни революционных идей. Они не могли и не должны были создавать ничего нового, ничего нового и не было создано – просто было взято то, что было давно известно на Западе. Революция присоединения, эвфемистически называемого воссоединением.
Что и кто победил в этой “довольно странной” революции? Германия оказалась в большом политическом выигрыше. Советский Союз распался, и обломки “реального социализма” погребли под собой альтернативные социально-политические модели и утопии. Капитализм победил – после крушения “государств реального социализма” эти слова стали крылатыми, казалось, что капитализму больше нет альтернативы.
Американский политолог Фукуяма, следуя простой диалектической логике, даже заявил, что настал “конец истории”. Коренные антагонистические противоречия между двумя социальными проектами якобы исчезли, а без альтернативной модели нет стимула к переменам. Возможно, такое заявление слишком радикально, но утопическое мышление в категориях моделей социализма с тех пор воспринимается как нечто устаревшее.
С этим утверждением не согласился Вилли Брандт, который указал на то, что 1989 год – это не поражение коммунизма в противостоянии с капитализмом, а победа Бернштейна – можно добавить, и Каутского – над Лениным. Линия большевиков оказалась историческим заблуждением, а правильным путем был путь социальных реформ. Социальный реформизм не умер, он и впредь будет играть созидательную роль.
В 90-е годы, правда, особого оживления идей социального реформизма заметно не было. Напротив: почти повсюду шло урезание социальных льгот, капитализм неолиберального толка победно шествовал по всему миру.
Пока в 2008 году капитализм вдруг не очутился на краю пропасти, куда его подвел финансовый капитал. От падения в собственную могилу его спасли лишь кейнсианские государственные интервенции и поддержка рынка со стороны систем социального государства.
С тех пор развернулись новые дискуссии. Мы снова спорим о жизнеспособности капитализма, о необходимости стабилизации стихийных рынков посредством государственного регулирования, о социально-политическом сдерживании сил свободного рынка, о социальных реформах, которые должны предотвратить радикализацию наших обществ.
Эти дискуссии пока не привели к реформам. Элиты многих стран отказались от идеи более равномерного распределения доходов, почти везде наблюдается резкий рост социального неравенства, который оправдывают меритократическими тезисами о том, что бедные де “сами виноваты в своей бедности”.
Немецкая социал-демократия должна отвечать на эти вызовы. Уже два десятилетия определяющую роль в немецкой социальной дискуссии играют новые тенденции: новая бедность, общество “двух третей”, альтернативная занятость, пособия “Хартц IV”, размывание “среднего слоя” – все эти явления свидетельствуют о новой поляризации общества. При этом левые силы, как и прежде, расколоты, не способны создать межпартийную коалицию. СДПГ должна вновь доказать, что способна предложить новую концепцию социальных реформ. Но развитие Германии идет теперь не в русле национальной истории, а в русле европейской интеграции. Коренной вопрос нынешней социал-демократии – это не “реформы или революция”, а вопрос о том, какой должна быть социальная система – национальной или общеевропейской. Революционной задачей будущего можно теперь считать преодоление национальных границ.
[1] Не только немецкие, но и французские социал-демократы поддержали свое правительство. Каутский обобщил национально-патриотические настроения, охватившие большинство европейских социалистов, отметив, что „the International cannot be an effective instrument in time of war; it is essentially a peacetime instrument“ (цитата по Paul Blackledge: The great schism: socialism and war in 1914. In: International Socialism, 2014, № 143, с.97).
доктор Рудольф Трауб-Мерц
руководитель Филиала
Фонда Фридриха Эберта в РФ
