Время на прочтение: 5 минут(ы)
Translator
Недавно мой коллега, весьма авторитетный ученый, посетил Куала-Лумпур для участия в заседании редколлегии международного научного журнала. На приеме после заседания все разговоры вращались вокруг индексов научного цитирования, импакт-индекса и иже с ними. Американские и британские коллеги слушали все эти стенания с усмешкой: мы придумали эти индексы для оценки эффективности своих ученых, мы уже разочаровались в этих показателях и скоро введем что-нибудь новое, пока вы будете мучительно осваивать наше старье.
Да, наша страна 70 лет искала свой путь и эти поиски, в конечном счете, не увенчались успехом, хотя замечательные научные и научно-технические прорывы советских времен навсегда останутся славными страницами нашей истории. Зато после этого уже четверть века нас потчуют примитивной идеологией конца истории, уверяют, что главная задача – покрепче держать за хвост Запад, а уж он-то знает куда бежать. Между тем мыслящие люди на Западе говорят, что самый серьезный из всех переживаемых ими кризисов – это кризис целеполагания, утрачены ориентиры общественного развития. Нас пытаются заставить не думать о том, что лидеры мирового развития постоянно меняются. В прошлом веке Pax Britannica сменился на Pax Americana, в этом веке Pax Americana сменится на Pax Sinensis, причем произойдет это в ближайшие 10-20 лет.
Наша страна вынуждена сейчас глубоко пересмотреть свою национальную стратегию, но этот пересмотр не может быть успешным без идейной эмансипации, без осознания невозможности следования в кильватере Запада не только в политическом, но и в интеллектуальном отношении, необходимости поиска собственных путей, разумеется, при самом внимательном анализе зарубежного опыта, как положительного, так и отрицательного. Именно в этом и состоит идеология просвещенного патриотизма, которую мы унаследовали от выдающихся отечественных мыслителей XIX в., но умудрились потерять по дороге.
Удивительно, как никто не обращает внимание на то, что нет сколько-нибудь убедительных доказательств исключительной эффективности американской системы организации науки, все шире заимствуемой и в Западной Европе, и за ее пределами, на которую молятся наши реформаторы, считающие, что в нашей стране ничто не может, а главное – не должно быть лучше, чем на Западе. Если американские ученые, по собственным данным, тратят половину времени на добывание грантов (а из оставшегося – еще половину на написание отчетов, таких же дурацких, как и у нас), то это ли тот идеал, к которому следует стремиться?
Как сказал акад. Л.А. Арцимович, в научной политике наша единственная опора – просто интуиция и здравый смысл. Когда нет ни того, ни другого, нужны библиометрические показатели, якобы позволяющие руководить наукой людям, не имеющим к ней никакого отношения. Методы, применяемые в экономике, где перед эффективным менеджером ставится задача увеличить капитализацию фирмы за полтора года в полтора раза, а дальше хоть трава не расти, совершенно не подходят для организации фундаментальных исследований. Диктат всевозможных индексов цитирования морально растлевает молодые поколения ученых, которые изначально ориентируются не на научную новизну и достоверность получаемых результатов, а на их цитируемость. Это порождает многочисленные извращения, среди которых стремление к саморекламе в ущерб добротной основательности в работе – еще не самое страшное.
Возникает естественный вопрос: если вся эта библиометрия столь прекрасна, с точки зрения тех, кому вверены судьбы отечественной науки, то почему бы не отказаться от такого хлопотного и трудоемкого дела, как защита диссертаций? Почему бы не присуждать кандидатскую и докторскую степень автоматически по достижении, например, определенного значения индекса Хирша, установленного для каждой ВАКовской специальности или их группы? Нелепость подобной меры очевидна даже руководству Минобразины, как именуют ее в ученом народе. Если фальсификациям диссертаций еще можно успешно противостоять при наличии политической воли, чему порука – самоотверженная борьба коллег, объединившихся в Диссернет, то тут уже и они будут бессильны.
Между тем проверенные временем механизмы подтверждения квалификации исследователей можно и нужно творчески использовать для решения новых задач. На второй сессии Конференции научных работников РАН 25 марта 2014 г. было выдвинуто важное предложение по совершенствованию оценки эффективности работы ученых. Наряду с использованием всевозможных библиометрических показателей, ученому должна быть предоставлена возможность в качестве альтернативы раз в несколько лет защищать диссертацию, только без жутких бюрократических формальностей. Все новое пробивает себе дорогу с трудом, такая защита может быть даже полезной для науки как способ привлечь внимание к идеям, далеко отстоящим от мейнстрима.
Бездумно-подражательный подход приносит огромный вред не только науке, но и высшему образованию. Типичный пример – реформа высшего образования. Совершенно стихийно в нашей стране сложилась система, наилучшим образом отвечающая потребностям отечественного рынка труда и рынка образовательных услуг – это традиционная подготовка специалистов, как правило, на протяжении пяти лет, в сочетании с «болонским процессом», знаменитыми 4+2 (бакалавриат и магистратура). Возможность выбора создавала огромные преимущества для студентов. Ориентированные на работу за границей или в российских филиалах западных компаний, а также стремящиеся максимально повысить капитализацию своих дипломов без обучения в аспирантуре, выбирали «4+2». Более традиционно настроенные студенты, и их было подавляющее большинство, предполагали продолжить учебу в аспирантуре, либо работать в российских компаниях или на государственной службе и выбирали традиционные «5». Теперь этому бардаку в нашей исключительно упорядоченной стране решительно положен конец – бизнесу предложено сформировать спрос на бакалавров. Насколько они ему нужны в условиях катастрофического падения уровня образования (а чего еще ждать, если в вузы поступают три четверти оканчивающих школу, при этом в школе не могут научить даже вычислять проценты) – это уже его проблемы, как, впрочем, и все остальное.
Между тем болонская система предполагает, что студент должен отучиться хотя бы один семестр в зарубежном университете. У нас об этом забыли напрочь, поскольку заимствуют только то, что просто, т.е. только худшее. Все лучшее заимствовать гораздо труднее.
Чудовищны по своему цинизму сетования нашего руководства на неконкурентоспособность отечественных ученых. Разве у нас такие же возможности для участия в международном сотрудничестве/соперничестве, как у наших западноевропейских и североамериканских коллег? Между тем речь вовсе не идет о том, чтобы дать нам денег на исследования, помочь с переводом наших статей на английский, направить на конференции и стажировки в ведущие научные центры. Вместо этого предлагается укрепить вузы и НИИ зарубежными учеными, хотя обойдется это во много раз дороже, а толку будет во много раз меньше. Люди, глубоко чуждые науке по складу ума, не могут или не желают понять ту совершенно очевидную любому нормальному ученому истину, что по-настоящему выдающихся ученых, увы, немного и к нам они не приедут дольше, чем на несколько дней ни за какие деньги. Достаточно вспомнить отказ, причем весьма саркастический, лауреатов Нобелевской премии по физике за 2010 г. А.К. Гейма и К.С. Новоселова от приглашения в Сколково. Настоящих ученых вообще трудно купить, они крайне заняты своими исследованиями и не любят от них отрываться. К нам поедут посредственности, озабоченные заработком и послужным списком.
Был у нас полгода на кафедре профессор из Штутгарта, рассказывавший нам с очень ученым видом о том, что мы знаем лучше него. Это не создавало проблем, коль скоро зарплату ему платил какой-то немецкий фонд, но каково будет, если подобному светочу свой, российский вуз будет платить больше, чем всем остальным на кафедре, вместе взятым? Будет ли он сам чувствовать себя комфортно или будет постоянно жаловаться руководству на критику коллег, которых обязательно надо будет приструнить не совсем демократическими и совсем не научными методами? Ведь и штутгартский профессор реагировал довольно болезненно на наши вопросы, которых могло бы быть гораздо больше. Но наши идеологические противники не столько невежественны, сколько циничны. Наука как таковая их не интересует вовсе, их интересуют рейтинги, а для повышения места в рейтингах нужны приглашенные профессора, уровень которых определяется с помощью других рейтингов, также не выдерживающих никакой критики и потому ей не подлежащих.
Уже три приведенных примера показывают, что в некоторых очень важных вопросах возможно найти куда более эффективные решения, нежели те, которые внедряются в отечественную практику на основе зарубежного опыта, отбираемого весьма селективно, исходя из потребностей нашей распухшей до чудовищных размеров бюрократии. Но мы не должны идти путем наименьшего сопротивления. Мы должны напряженно искать новые эффективные формы организации образования и науки, которые в дальнейшем могут быть заимствованы другими странами, как это часто бывало в советские времена.
Наша страна никогда не сможет покрывать провалы своей средней и высшей школы за счет «импорта мозгов», как это давно делают США и многие другие страны Запада. Происходящая сейчас реформа здравоохранения, в результате которой нас во все большей степени будут лечить врачи из Киргизии и Таджикистана, только подтверждает эту печальную истину. Россия должна готовить больше, а не меньше высококвалифицированных специалистов, чем это требуется для ее развития, закладываясь на неизбежный их отток в другие страны. Наша страна не может и не сможет предложить ученым таких зарплат, как в США, но она сможет многих удержать или даже привлечь, если создаст им хорошие условия для работы и обеспечит высокий социальный статус. Мы должны требовать от руководства страны подлинного патриотизма, проявляющегося в неустанной заботе об эффективном развитии страны, а не только о расширении ее границ и сфер влияния.
В.А. Шупер,
доктор геогр. наук, проф.,
Институт географии РАН
